Генрих и его время

Энн Тарвел

На рубеже XII—XIII вв., когда жил и писал свою хронику Генрих, в регионе Балтийского моря столкнулся христианский и языческий мир. Язычество долго сохранялось в зоне между сферами влияния Восточной и Западной церквей. Генрих, который дает нам информацию о языческом мире, к которому принадлежали предки эстонцев, был священником со скромным образованием; его литературными источниками были обычные литургические справочники священника и Вульгата. Главным источником хроники является сам ход христианизации и завоевания; работа Генриха — это типичная миссионерская хроника. В ней нет большой теологической или философской глубины, трактовка конкретна, без особой теологическо-теоретической концепции (например, из августинской философии).
Из хроники Генриха явствует, что понимание окружающего мира христианином средневековья не отличается кардинально от языческого понимания, хроника содержит ряд примеров демонистических и чудотворческих представлений священников. Верования эстов в начале XIII в. определяются, как правило, понятием анимизма, об этом свидетельствуют, как археология, так и сама хроника Генриха. Из хроники явствует, что эсты считали церковные обряды христиан равноценными своим верованиям и обычаям, а бога христиан в принципе равноценным своим богам. Покорение эстов лишь доказывало, что христианский бог оказался сильнее.
Народы Прибалтики имели, как известно, контакты с христианским миром как на Востоке, так и на Западе еще до немецко-датского завоевания. Доказательства подобных связей искались главным образом в археологическом и историко-языковом материале. В последнее время распространена точка зрения, что нельзя переоценивать роль археологического материала (распространение трупозахоронений, восточно-западное направление могил, отсутствие могильного инвентаря, наличие христианской эмблематики) при определении степени христианизации страны. Языковый материал (прибалтийско-финская и латышская церковная терминология заимствована не из немецкого, а из русского языка и еще до XIII в.) между тем свидетельствует, что православная церковь имела наиболее ранние идеологические контакты с народами Прибалтики. Данные антропонимики (наличие заимствованных имен), в свою очередь, говорят о западных культурных контактах до завоевания. Это значит, что два мира времен Генриха не были полностью изолированы друг от друга.
Если бы феодальное и католическое завоевание не принесло за собой насильственного перелома, то общественное развитие в Прибалтике шло бы своим чередом к феодализму, государственности и христианству. Нельзя однозначно определить, насколько крестовый поход в Прибалтику являлся непосредственной насильственной миссией, насколько захватнической войной, причиной которой были своекорыстные материальные интересы. Хотя последние мотивы и были главенствующими как в войнах против западных славян или в Пруссии, так и в Ливонии, нельзя полностью отрицать наличие миссионерского духа и религиозного фанатизма как составных частей миссионерской деятельности и крестовой войны. В некоторых случаях миссия имела успехи в деле внушения истинной христианской религиозности у новокрещенных (по-видимому, и у старейшины ливов Каупо). Церковь владела мощным орудием воздействия, а именно посмертной компенсацией, наделяла верой в загробную жизнь. Генрих как чуткий летописец, очевидно, по-своему осмыслил экстремальную ситуацию, в которой оказались местные народы и каждый их представитель в отдельности. Это придает хронике Генриха нужную глубину и рельефность и превращает ее, с одной стороны, в один из наиболее важных источников древней истории народов Прибалтики, а с другой — в ценный литературный памятник средневековья.

реформации в Эстонии в XVI веке
Культурное влияние лютеранской

Юри Кивимяэ

Несмотря на богатую историографию ливонской реформации, до сих пор не удалось установить, в какой сфере, политической, социальной или идеологической. Реформация имела наибольшее влияние на общество Ливонии в XVI в.
Завоевание в XIII в. принесло за собой в позднесредневековом обществе резкое различие в социальном и правовом положении, а также в культурном уровне туземцев Ливонии как ненемцев и немецких завоевателей. Подлинная народная культура эстов осталась в подчиненном положении. Внедрение западноевропейской христианской культуры происходило в католическое средневековье на чужом для ненемцев языке. Нельзя, однако, отрицать приход в историю эстонской культуры грамотности, школьного образования и книг как явлений, сопровождающихся культурой завоевателей. Несмотря на некоторые церковные тексты на эстонском языке, развитие эстонского литературного языка не являлось целью католической церкви.
На начальном этапе лютеранская реформация оказала демократизирующее влияние на культурное развитие ненемцев, в первую очередь городских эстонцев. В ходе установления нового, евангелического церковного порядка в распоряжении эстонских приходов в городах были переданы большие церкви, были начаты регулярные проповеди на эстонском языке, начали заботиться о печатной духовной литературе на родном языке.
История эстонской печатной книги начинается с лютеранской реформации. Известия 1525 г. о печатных произведениях на ливском (ливонском), латышском и эстонском языках и отрывки напечатанного в 1535 г. В Виттенберге катехизиса Ванрадта и Коелля на эстонском языке убеждают в целесообразности политики реформаторов и местных властей в отношении ненемцев. О составлении лютеранских катехизисов, евангелий и песенников на эстонском языке имеются известия от 1540—1550-х гг. -как из.Таллина (деятельность Ганса Суси) так и из Тарту (катехизис Франца Виттена от 1554 г.). Преемственность эстонских первопечатный изданий была сохранена и в период войн второй половины XVI в. и первой четверти XVII в. и была продолжена в последующую эпоху.
Характерной контроверзой, присущей тогдашним временам, является обстоятельство, что духовные книги на эстонском языке составляли и печатали иезуиты, которые действовали в конце XVI в. и в начале XVII в. в Южной Эстонии и боролись за ликвидацию лютеранской ереси и за восстановление папской церкви.
Важной гарантией для лютеранской реформации являлось преобразование содержания. и системы школьного образования. В ходе реформационного движения в ливонские города из Германии прибыл целый ряд гуманистически образованных людей. В конце 1520-х гг. таллинская городская школа была преобразована в латинскую или тривиальную школу, городской магистрат отправил несколько молодых людей в качестве стипендиатов учиться в зарубежные университеты. В Таллине были учреждены школа для девушек и институт «бедных школьников», при помощи которого значительное число эстонских юношей получило образование. Сохранились известия об активной школьной жизни перед Ливонской войной в Тарту, где также была предпринята попытка основать школу для девушек.
Еще до начала реформации католическими прелатами Ливонии был выдвинут план учреждения высшей школы (в Старом Пярну, Нарве или Тарту), о чем велась дискуссия на ливонских ландтагах почти полстолетия, однако безрезультатно.
Идеологические и культурные задачи, которым было суждено всячески поддерживать – лютеранскую реформацию, приобрели в XVI в. в Эстонии, и в первую очередь в городах, наиболее широкое содержание, отвечая объективным культурным нуждам здешнего многонационального общества.

Бедные школьники в Таллине во второй половине XVI века

Кая Алтоф

Начавшаяся в Германии в первой четверти XVI в. Реформация достигла Ливонии в начале 1520-х гг. и нашла благоприятную почву в здешних городах.
Деятельность местных реформаторов в Таллине берет свое начало в 1523 г. Радикальный этап развития Реформации достиг своей кульминации в иконоборческом движении 14 сентября 1524 г. Это принудило городские власти провести наиболее либеральную политику и реформы в области религиозной и школьной жизни. Эти мероприятия оказали свое воздействие на социальное и культурное положение горожан, в том числе и на городские низы, большинство которых составляли эстонцы.
Выдвинутое лютеранской реформацией требование проповедовать на родном языке явилось толчком не только для возникновения печатных изданий на эстонском языке и развития эстонского языка вообще, но и поставило задачу обучения пасторов и школьных учителей, выходцев из эстонцев. В этих целях в Таллине в 1552 г. был основан институт «бедных школьников». Этот институт стал развиваться на базе общей кассы (основан в 1525 г. для управления имуществ, секвестрированных от католических церквей и монастырей, а также для разрешения вопросов попечительства). Идеологически институт был тесно связан с пасторской кассой, предшественницей городской консистории.
Попечительство бедных школьников как особое явление в ранней истории школы в Таллине сформировалось окончательно к середине 1550-х гг. В 1555 г. городской магистрат утвердил решение комиссии бедных школьников (основана в 1553 г.), установившее, что обученные городом мальчики должны были поступить на службу в церкви и школы г. Таллина, в противном случае им следовало вернуть затраченные на них деньги.
Основным источником для изучения института «бедных школьников» является счетная книга попечителей института «бедных школьников» прихода Олевисте, хранящаяся в Центральном Таллинском государственном архиве ЭССР и охватывающая период с 1553 по 1603 г. За этот период в счетной книге значилось поименно 57 мальчиков, среди них было около 30 эстонцев.
Счетная книга содержит записи о пожертвованиях и сборах на бедных школьников, перечни доходов и денежные отчеты, а также множество данных об основании и функционировании института, о его воспитанниках и их учебе. Вторая часть счетной книги содержит отчеты о расходах, причем о каждом ученике сделана отдельная запись. Наряду с расходами на одежду, обувь, письменные принадлежности и т. д., в счетной книге зафиксировано много данных о покупке учебной литературы. Выявленные данные являются существенным дополнением к ранней истории школы в г. Таллине. Например, кроме известных учебных дисциплин, которые вошли в учебную программу местной латинской школы, бедные школьники проходили еще греческий язык, риторику, диалектику и произведения Теренция на латинском языке. Этим были заложены основы школьного образования гуманистического содержания в Таллине уже во второй половине XVI в.
Записи в счетной книге прервались весной 1603 г. Причиной того была разразившаяся уже в 1602 г. эпидемия, а также уменьшение актуальности такой формы попечительства. В 1621 г. институт «бедных школьников» при приходах Олевисте и Нигулисте был ликвидирован и его обязанности были возложены на общую кассу (божью кассу).

Церковь, дворянство и крестьянство в Эстляндии в конце XVI века

Сулев Вахтре

Одной из наиболее важных задач шведской власти в подчиненной во время Ливонской войны Эстляндии стало материальное, организационное и идеологическое укрепление лютеранской церкви. Важную роль в этом процессе сыграли визитации церквей, проведенные не позднее, чем с 1584 г. по начальные годы XVII в. назна-ченным на пост визитатора сельских церквей Эстляндии выходцем из померанской пасторской семьи Давидом Дубберхом.
Данные визитаций Дубберха, хотя и не сохранившиеся полностью, являются ценным источником не только для ознакомления с церковной и религиозной жизнью того времени, но и для изучения различных экономических, социальных, политических и культурных явлений. Эти аспекты изучены с позиций лютеранской церкви в специальном исследовании, издававшемся в 1909 г. Р. А. Винклером. Последний пользовался некоторыми важными материалами, которые впоследствии были утеряны. О. Силд, Й. Кыпп, А. Выыбус и А. Изберг позже по отдельным вопросам дополнили это исследование.
В настоящей статье рассматриваются преимущественно эти данные визитаций, которые проливают свет на взаимоотношения церкви и эстонского крестьянства в период после окончания Ливонской войны, т. е. более чем три с половины столетия после христианизации Эстляндии и более пятидесяти лет после Реформации. Прослеживаются также взаимоотношения церкви и дворянства.
Визитационные протоколы содержат мало сведений о религиозной жизни крестьян, в них освещены главным образом хозяйственные вопросы, церковные доходы и угодья. Заодно с инструктивными распоряжениями визитационные протоколы воспроизводят широкомасштабную картину отношения эстонского крестьянства к христианской церкви.
В общем в визитационных протоколах сетуют на то, что христианские догмы остались чужими для большей части крестьянства, что везде преобладали переплетенные с католицизмом языческие представления и обычаи, по церковной терминологии плодопоклонство и суеверие. Распространенными были жертвоприношение, празднование четверга, «дикие» браки, захоронение мертвых на кладбищах предков. За помощью обращались к знахарям и ведьмам, почитали древние культовые места. Для улучшения положения пытались заставить крестьян под угрозой штрафов ходить в церковь, от пасторов требовали терпеливого обучения катехизису. Образовательный и моральный уровень самих пасторов оставался низким, о чем свидетельствуют жалобы на невыполнение служебных обязанностей, пьянство и случаи разврата, хотя подобные жалобы местами субъективны и преувеличены.
Упорядочение церковных дел под непосредственным контролем государственной власти не было угодным эстляндскому дворянству, поскольку дворянство играло в этом деле лишь роль помощника и исполнителя. Острейший конфликт возник у Дубберха с предводителем эстляндского рыцарства Тыннисом Майделлом. Нуждаясь в идеологической поддержке церкви, чтобы держать в узде крестьянство, дворянство под нажимом властей согласилось оказать церкви материальную помощь, оно стало участвовать в проведении церковных визитаций и, в свою очередь, вынуждало крестьян ходить в церковь.
Дубберху не удалось существенно поколебать убеждения эстонского крестьянства, в ходе войн первых десятилетий XVII в. влияние церкви вновь стало уменьшаться. Д. Дубберх оставил после себя богатое наследие: в XVII в. его письменные отчеты неоднократно использовались лютеранской церковью в качестве образца и руководства.

Процессы над ведьмами в Эстонии в XVI—XIX веках

Майа Мадар

Начиная со средних веков в Эстонии, как и везде в Европе, за вредоносное ведовство предвиделось сожжение на костре. Первое упоминание о сожжении ведьмы в Эстонии относится к 1527 г. Это произошло вблизи Таллина, на границе имений Саха и Маарду. Первый известный наиболее крупный процесс над ведьмами был организован в Раквере в 1542 г., в результате которого было сожжено пятеро крестьян из Пылула, обвиненных в отравлении. По имеющимся из истории Эстонии данным известно около 150 процессов над ведьмами, причем большинство из них состоялось в XVII в.
Преследование ведьм в Эстляндии достигло своей кульминации в первой половине XVII в. С 1615 по 1652 г. ныне известен 41 процесс, при этом 27 человек было приговорено к смертной казни до 1636 г. Последний известный смертный приговор за ведовство был вынесен в Эстляндии Виру-Ярваским мангерихтом в 1694 г.
О проведении процессов над ведьмами на эстонской территории Лифляндии больше данных имеется начиная с 1630-х гг. В Перновском ландгерихте наибольшее число процессов (22) произошло за 1633—1645 гг., 12 осужденных было приговорено к смерти. Последний смертный приговор был вынесен там в 1685 г. В Дерптском ландгерихте первый смертный приговор в процессах над ведьмами был вынесен в 1678 г. Наиболее крупные процессы (12) произошли там в последние два десятилетия XVII в. Последняя известная казнь ведьмы состоялась в Эстонии в 1699 г. именно по решению Дерптского ландгерихта.
В большинстве процессов со смертным приговором подсудимых приговорили к сожжению на костре, известны только шесть случаев, когда казнили мечом. В целом в судах Эстляндии и Лифляндии в XVI—XVII вв. за ведовство было приговорено к смертной казни 65 человек (в Эстляндии — 45, в Лифляндии — 20), в том числе 40 смертных приговоров было вынесено за период с 1610 по 1650 г. По имеющимся данным, казнили 26 мужчин и 29 женщин. Начиная с середины XVII в. наиболее распространенным стало телесное наказание на церковном столбе, после чего следовала высылка из страны.
Для выжимания показаний и доказательств виновности в судопроизводстве прибегали к испытанию водой и пыткам. Об испытании водой имеются данные до 1640-х гг., пытка была запрещена в Лифляндии в в 1686 г., а в Эстляндии — в 1699 г.
Если в Западной Европе и в Новой Англии ведовство квалифицировалось в основном как женское преступление, то в Эстонии из 206 подсудимых 59,2% составляли мужчины. Протоколы процессов над ведьмами относительно малоинформативны и, как правило, не отражают возраста, семейного и социального положения обвиняемых. В ведовстве обвинялись в основном крестьяне среднего и пожилого возраста, состоявшие в браке. Хотя во вредоносном ведовстве могли обвинить любого человека, тем не менее чаще всего подозревали людей, пользующихся дурной славой, так называемых профессиональных магов (лекарей и знахарей), либо людей, чьи родственники были ранее осуждены за ту же вину. Обвинителями были в большинстве случаев крестьяне, доля владельцев имений и пасторов среди обвинителей была сравнительно небольшой.
Большая часть обвинений была связана с болезнью или смертью людей или домашних животных. Наиболее распространенным было обвинение в спаивании заколдованного пива, но вредить можно было и заколдованными рыбой, земляникой, солью и т. д. Особенно сильным было влияние определенных волшебных слов и заклинаний. О распространении веры в оборотня свидетельствует то обстоятельство, что в восемнадцати процессах обвинялись ведьмы, причинившие вред в виде оборотня. Обвинения в дьяволизме были сформулированы в ходе процесса при помощи специально направленных вопросов судей или в результате пытки. Обвинения в ночных полетах ведьм на шабаш в эстонских источниках не встречаются.
С конца XVIII и начала XIX в. известны еще пять процессов над ведьмами, но ввиду того, что судьи и крестьяне относились к обвиняемым и обвинениям скептически, процессы заканчивались либо оправданием подсудимых, либо легким телесным наказанием за увлечение суевериями. Последнее известное судебное дело с обвинением в ведовстве на территории Эстонии датируется 1816 г.

Христианство, наука и процессы над ведьмами в XVII веке

Юхан Кахк

При выяснении исторических причин вспыхнувшей в Европе в конце XV века и продолжавшейся до конца XVII века эпидемии охоты на ведьм следует рассмотреть соотношение народных магических представлений и церковной идеологии. В идеологии католической церкви уже в средние века проявилась тенденция адаптирования к народным магическим представлеениям. Продуктом церковной идеологии в то же время являлось теоретическое обоснование уничтожения ведьм.
Толчком к распространению процессов над ведьмами явилась интенсификация борьбы против еретических и сектантских движений. Взаимная связь между гонением на ведьм и религиозной борьбой стала понятной уже современникам тех событий. По мнению английских историков, становившаяся «психической эпидемией» охота на ведьм была результатом того общественного кризиса, который был вызван обострением противоречий между феодальными отношениями, с одной стороны, и новыми отношениями и идеями, свидетельствовавшими о наступлении капиталистического общества, — с другой. Историки обратили внимание на обстоятельство, что «эпидемии» охоты на ведьм в XVI—XVII вв. были вызваны стремлением церкви распространить свою власть на территории, которые, хотя и были официально христианскими, но где доминировали дохристианские магические представления. В Испании и покоренной в ходе крестовых походов Прибалтике борьбу обострили национальные и сословные противоречия.
В проведенных в Финляндии процессах над ведьмами обнаруживается влияние Прибалтики и, конкретнее, Тартуского университета. Справочником при проведении процессов над ведьмами в Прибалтике стали «Проповеди о ведьмах» (1626) генералсуперинтендента Лифляндии Германа Самсона. Данные церковных визитаций, организованных лютеранской церковью, свидетельствуют об ожесточенной борьбе церковных властей во имя навязывания крестьянству церковной идеологии.
Протоколы обширной церковной визитации, проведенной шведскими властями в Южной Эстонии в 1667—1668 гг., содержат множество данных об идолопоклонстве, дохристианских ритуальных обычаях и магических воззрениях у эстонских крестьян. На основе сохранившихся протоколов визитаций, проведенных в Северной Эстонии в 1695—1699 гг., можно выделить два округа идолопоклонства в Северо-Западной и Восточной Эстонии.
Проведенные в Эстонии в XVII в. процессы над ведьмами имеют много общих черт с ситуацией и событиями в остальной Европе, обвинения выросли из внутри- деревенских социальных конфликтов, нередко в колдовстве подозревали лекарей и гадальщиков. Идеи официальной доктрины охоты на ведьм слабо отражаются в эстонских материалах процессов над ведьмами, широко был распространен мотив оборотня.
Кампания гонения на ведьм являлась одной частью политики шведских государственных и церковных властей в отношении покорения населения территории Эстонии путем законодательного установления крепостничества и усиления церковной дисциплины. Эпоха процессов над ведьмами и ожесточенной пропаганды лютеранской идеологии являлась временем первого интенсивного и массового идеологического наступления, целью которого было духовное порабощение эстонского народа.

Гернгутер Кристоф Михаэль Кёнигсеер и судебный процесс над ним в 1767 году

Рудольф Пыльдмяэ

Статья основана на материалах Архива братской общины (Archiv der Brüder-Unität-ABU) в городе Гернгут (ГДР). Гернгутство как возникшее в- Германии радикальное пиетистское направление лютеранской церкви стало распространяться в прибалтийских губерниях в конце 1720-х гг. В начале 1740-х гг. начали формироваться братские общины среди крестьян, однако указом 1743 г. гернгутство в Прибалтике было запрещено.
Среди прибывших в 1750-е гг. из Германии в Прибалтику гернгутских миссионеров был и Кристоф Михаэль Кёнигсеер (1723—1786), который стал вождем братских общин Тартуского округа и наиболее активным гернгутером во всей Эстонии в 1760-х гг. Для сокрытия активной религиозной деятельности Кёнигсеер вначале работал домашним учителем, а позднее врачом. Владея эстонским языком (южно-эстонским говором), он мог общаться с местными крестьянами и составлять гернгутские религиозные тексты.
Кёнигсеер уделял большое внимание составлению годовых отчетов своего округа в форме годовых дневников, которые посылались центральному руководству в Гернгут. Для составления обстоятельных годовых дневников Кёнигсеер требовал письменные данные от грамотных эстонцев-гернгутеров (например, Михаэль Игнациус, Манго Ганс, Манго Яак). Требуя ведения письменных дневников в общинах, он тем самым стремился к повышению грамотности среди народа. Наряду с описанием религиозной жизни братских общин и членов общин, составленные Кёнигсеером годовые дневники содержат и подробную информацию о повседневной жизни крестьянства, о нищете народа, о тяжком крепостничестве, о пороке пьянства, о суеверии, об укоренившихся светских обычаях и т. д. Тематику такого рода можно сравнить с какой-нибудь газетой XIX в. Многие материалы годовых дневников и отчетов об Эстонии использовались во всеобщем журнале братской общины «Gemein-Nachrichten», благодаря чему эстонские новости передавались в общины многих стран.
Братские общины Тартуского округа нуждались в 1750-е гг. в пополнении религиозного песенного репертуара на эстонском языке. В 1756 г. Кёнигсеер вместе с помощниками составил так называемый Сааронский песенник братской общины, который был напечатан в 1759 г. в Германии и тайком доставлен в Эстонию (один экземпляр песенника хранится в архивной библиотеке Музея литературы в Тарту). В эту книгу вошли 276 гернгутских песен на южно-эстонском говоре. Все песни были переведены из немецких гернгутских песенников. При сравнении с подлинниками переводы упрощены, сокращены и являются народными как по словарному составу, так и по способу выражения.
Кёнигсеер заботился также о переводе и напечатании литургии. Составленная им книга литургии не сохранилась из-за последовавшего затем преследования гернгутеров. Ввиду того, что гернгутские книги на эстонском языке распространялись в Эстонии без официального разрешения, их в случае опасности прятали, а при улучшении обстановки книги заново раздавались по местам.
Тайная гернгутская деятельность Кёнигсеера была раскрыта в Рыуге в 1767 г. Жалоба помещиков на него была послана в Ригу в управление Лифляндского генерал-губернаторства, но судебное расследование дела удалось направить в Дерптский ландгерихт. На судебном процессе Кёнигсееру было предъявлено обширное обвинение, которое по существу было направлено против гернгутского движения в целом. Гернутеров обвиняли и в подстрекательстве крестьян к восстанию. Окончательного приговора по делу Кёнигсеера суд не вынес. Управление Лифляндского генерал-губернаторства запретило Кёнигсееру работать как врачом, так и гернгутским учителем. Связи руководства организации гернгутеров с правительственными кругами способствовали, по-видимому, прекращению дальнейшего судебного расследования дела Кёнигсеера. Кёнигсеер покинул Прибалтику, работал затем в Германии и в конце жизни был миссонером в Гренландии.

Светское и церковное в мировоззрении эстонского крестьянства (первая половина XIX века)

Эа Янсен

Вопрос о том, как и когда эстонское крестьянство, признало христианство и каково было соотношение христианства с древними магическими и анимистическими представлениями народа в течении столетий, не получил пока удовлетворительного ответа. На территории Эстонии, где феодальное угнетение было тяжким, господствующие классы представляли чужой этнос, и языковый барьер совпадал с социальным барьером, расхождение между официальной христианской идеологией, защищенной господской церковью, и народным мировоззрением было шире, чем в странах Европы. Автор статьи полагает, что рассмотрение проблемы следует начинать с исследования культуры, в том числе и религиозной идеологии, каналов и средств распространения культуры. Наиболее обширная и глубокая христианизация народа была осуществлена лишь в 1-й половине XIX в., когда сформировавшаяся народная школа стала распространять среди народа закон божий и церковное песнопение, возросла грамотность народа и в результате развития типографского дела возрос объем духовной литературы. В статье рассматривается также вопрос деятельности религиозных организаций в тот период и влияния на народ борьбы за власть и раздоров между лютеранской, православной церковью и стоящего фактически отдельно от лютеранской церкви гернгутерства.
Соперничество церквей, по-видимому, способствовало распространению религиозной индифферентности и цинизма. Роль гернгутеров не была однозначной, хотя господствует мнение, что это пиетистское движение являлось главным фактором сближения эстонского народа с христианством.
Наряду с факторами, способствующими развитию церковного мировоззрения, в статье прослеживаются и такие факторы, которые одновременно удаляли людей от церкви. Общее умение читать способствовало углублению интереса к светскому чтению, к светским знаниям и просветительским устремлениям первых эстонских интеллигентов. Характерными ■ для первой половины XIX в. являлись попытки основания периодической печати на эстонском языке, секуляризация календарей и т. д. Вступающая в переходную от феодализма к капитализму стадию Эстония не могла остаться незатронутой прогрессом в естественных науках и секуляризацией духовной жизни как культурными тенденциями, присущими всей Европе.

Вопросы церковной реформы в Прибалтике (начало XX века — 1916 год)

Тоомас Карьяхярм

Евангелическо-лютеранская и православная церковь были непосредственно интегрированы в общественно-политический строй Прибалтики как идеологическое подкрепление привилегированного положения господ-ствующих верхов (царизм, прибалтийско-немецкое дворянство). Лютеранская церковь являлась составной частью унаследованного от средневековья прибалтийского (остзейского) особого порядка. Управление ею входило в компетенцию сословных дворянских корпораций (рыцарств). Владелец рыцарского имения имел право избрания и представления на должность пастора лютеранского прихода (право церковного патроната).
В период буржуазно-демократических революций политическая борьба вокруг церковного вопроса между помещиками и национальной буржуазией в Прибалтике обострилась. Эстонская и латышская буржуазия требовала свободы совести и вероисповедания, формального отделения церкви от государства, превращения феодальной «господской церкви» (лютеранской) в «народную церковь» на основе самоуправления паствы. Выдвигалось также требование отмены права патроната и передачи права изорания пастора церковному совету, избранному общим собранием прихожан, принудительного отчуждения церковных земель (пасторатов) за счет государства, отмены церковных повинностей. Буржуазной демократизацией церковного устройства национальная буржуазия стремилась вытеснить прибалтийско-немецкое дворянство с важных идеологических позиций и установить свой контроль над лютеранской церковью. В 1905 г. среди эстонских и латышских пасторов возникло церковно-реформистское движение.
Прибалтийско-немецкие помещики выступали против радикальной церковной реформы. Путем маневров и мелких уступок они хотели увековечить свое первенствующее положение в лютеранской церкви и сохранить патронат в скрытом виде.
Царское правительство не видело в церковной реформе в Прибалтике выгодного для него политического содержания и занималось реформой вяло, к тому же с учетом пожеланий помещиков. Гораздо более существенным царизм считал укрепление православной церкви, которая рассматривалась им как важный инструмент централизации и русификации. Правительство было обеспокоено переходом части православных эстонцев в лютеранство после 1905 года. Буржуазный принцип самоуправления прихода в условиях самодержавия был неосуществим и утопичен. Когда во время первой мировой войны правительство все же намеревалось урезать привилегии прибалтийского дворянства, то альтернатива была найдена в подчинении лютеранской церкви бюрократической опеке, чтобы не допускать к управлению церковью национальную буржуазию. Законопроекты церковной реформы в Прибалтике, составленные с учетом мнения помещиков, застряли в III и IV Государственных думах, и никаких мер по их осуществлению практически принято не было.
В результате вопрос церковной реформы в Прибалтике оставался неразрешенным и прибалтийско-немецкая «господская церковь» не подверглась изменениям вплоть до буржуазно-демократической февральской революции 1917 года. Кризис религии и церкви как часть общеполитического кризиса не был разрешим никакими реформами.